Как бы далеко не заходил фетишизм в своем развитии, как бы ни было продолжительно его существование, в нем отсутствовали абстракции, отсутствовала классификации предметов и, следовательно, не оказывалось места метафизическому виду мышления. Но с момента, как свободный деятель, воля которого управляла явлением, перестал отождествляться с самим физическим предметом, как скоро он был отодвинут в невидимое пространство, с которого наблюдает за целым классом естественных явлений, с того времени начинает уже представляться невозможным, чтобы это существо издали могло обнаруживать свое могущественное влияние на предметы не иначе, как через посредство чего-либо, находящегося в предмете. Казалось необходимым принять, что на расстоянии от предмета бог мог действовать на него только через нечто, существующее в самом предмете. Это нечто является, таким образом, непосредственным деятелем, так бог сообщает ему силу, которой он влияет на предметы и управляет ими.
Когда почувствовалась необходимость обозначить упомянутое "нечто" определенным словом, род человеческий стал называть его природой предметов, сущностью, способностями, обитающими в них и многими другими именами. Метафизические концепции признавались за высоко реальные и сначала на них смотрели как на простые орудия в руках соответствующего данному случаю божества. Однако вследствие привычки приписывать абстрактным сущностям не только субстанциональное существование, но и реальную активную деятельность, - сущности остались одни на своем месте, когда вера в божество начала падать и исчезать. Теперь эти сущности сами по себе, без всяких ссылок на какую-либо волю, стали представлять объяснение явлений совершенно равносильное прежнему. На этом пункте метафизический вид мышления окончательно заменяет собой теологический.
Таким образом уже на ранней ступени умственного прогресса различные последовательные положения ума человеческого входят друг в друга: фетишизм, политеизм и метафизический строй мысли уживались вместе в одном уме. Между тем верование в неизменные законы, составляющие основу положительного вида мышления, медленно пробивало себе путь по мере того, как наблюдение и опыт шаг за шагом открывали в классах явлений те законы, которым они действительно подчинены. Это развитие положительного знания и обуславливало главным образом дальнейший переход теологического понимания вселенной от политеизма к монотеизму.
Трудно сказать, был ли переход от политеизма к монотеизму обусловлен так называемым положительным знанием. Он совершался весьма медленно. Идея о единстве в природе, необходимо предполагаемая признанием для всей вселенной одной воли, далеко не естественна в человеке. Она приобретается только после долгого труда и подготовки, так как все очевидности наводят гораздо скорее на эту мысль, что природа управляется многими противодействующими началами. Поверхностным наблюдениями, которыми христианские путешественники хотят убедить самих себя в том, что у некоторых диких племен они нашли свой собственный монотеизм, противоречит более точным сведениям об этом предмете.
Никто не намерен вступать в спор с людьми, которые считают монотеизм первичной формой религии, перешедшей к нашей расе от прародителей, путем непрерывного предания. Но, по их же собственному признанию, это предание было утрачено всеми людьми, кроме небольшого изолированного народа, среди которого оно удерживалось чудесным образом. Однако и этот народ беспрерывно уклонялся от предания и в ранние периоды истории принимал его далеко не в полном значении. Монотеизм евреев есть результат совершенно естественного развития их религиозного сознания. Как бы мы ни объясняли себе возникновение монотеизма у евреев - естественным ли путем или сверхестественным, во всяком случае не подлежит сомнению, что принятие его язычниками сделалось возможным единственно только в силу медленной подготовки, которую философы сообщили уму человеческому.
В век Цезарей почти весь ученый и образованный класс перерос политеистические верования, и, возвращаясь порой к суевериям детства, люди эти были все таки предрасположены к признанию одного верховного Провидения. Несправедливо было бы возражать, что большинство первых прозелитов христианства принадлежало не к образованному классу. Нас не должно обманывать раздражение, какое обнаружили в последствии против христианства метафизическое язычество Александрии и другие философские школы. Причина этого раздражения - не привязанность к политеизму, а досада на усиление политического и социального влияния христианских проповедников.
На деле же монотеизм сделался сродным собственному уму. Верование, расположившее в свою пользу образованных людей, если только не будет подавлено силой, рано или поздно непременно проникнет в массу.
Какими средствами передовые умы Рима были подготовлены к монотеизму? Развитием практического чувства неизменности законов природы. К этому верованию как нельзя естественнее шел монотеизм, тогда как политеизм по необходимости стоял с ним в разладе. Когда мысль, что устройство каждой части природы было так или иначе определено еще в начале и что все продолжает совершаться, как было определено, сделалась господствующей, возникла поразительная картина единства, разлитого по всей природе и ведущего к заключению, что все это - дело одной руки, а не многих. Гораздо вероятнее должно было казаться, что существует один беспредельно предвидящий Разум и одна непреложная Воля, а не сотни тысяч их.
Таким образом переход от политеизма к монотеизму метафизический вид мышления также имел свою долю участия, оказав большую помощь в трудной борьбе, которую положительное направление должно было вести против господствующей формы теологического воззрения. Всякое дальнейшее поступательное движение в наблюдении природы, постепенно обнаруживавшем ее неизменные законы, определяло дальнейшее развитие метафизического направления в ущерб теологическому. В позднейший же период, когда действительный характер положительных законов природы стал в известной степени понятен и когда теологический взгляд в научных умах достиг апогея развития, положительное направление, не нуждаясь более в фиктивном посредстве вымышленных сущностей, взяло на себя легкую задачу - разрушить орудие, с помощью которого оно развивалось.